Ольга Петровна – потомственный московский интеллигент. Я часто ездил к ней на уроки в её московскую квартиру на ул. Мясковского, на Старом Арбате (вернее, это были две смежные комнатки в общей квартире). Тогда ещё были живы её родители. У Ольги Петровны я занимался с пяти лет – ещё с подготовительной группы музыкальной школы. Ольга Петровна преподавала как в вышеупомянутой музыкальной школе, так и в Училище. Так что моё поступление в Училище выглядело вполне естественным шагом.

Я поступил в Училище летом 1969 года. При поступлении я играл 1-й концерт Бетховена, 1-ю часть. Аккомпанировала мне Ольга Петровна.

"Ну как тебе наше Училище?» – спросила меня Марина Солодовник – также ученица Ольги Петровны, на курс старше меня (она стала выдающейся пианисткой и сейчас живёт в Иерусалиме). «Ты здесь можешь оставить пальто в раздевалке, и его никто не возьмёт – разве что по рассеянности", - добавила она. В самом деле, тогдашнее училище прежде всего отличала его атмосфера – творческая, доброжелательная, где всё было проникнуто трепетной любовью к музыке.

Возглавляла тогда Училище Елена Константиновна Гедеванова – также старый русский интеллигент. Училищу, как говорили, покровительствовала тогдашняя министр культуры СССР Екатерина Фурцева. У нас всегда были хорошие рояли, в основном, August Foerster.

В Училище меня сразу же загрузили т. н. «общественной работой». В конечном счёте я стал секретарём комсомольской организации фортепианного отдела. Моим наставником в этой области была заведующая фортепианным отделом Вера Никитична Злобина – строгая и вместе с тем душевная женщина, вокалист по профессии.

Главное богатство Училища – это его педагоги. Я расскажу о них, так сказать, в порядке моего поступления к ним.

Ольга Петровна Зимина была моим неизменным педагогом по классу фортепиано. В пианистическом плане она – продолжательница школы Александра Борисовича Гольденвейзера. По профессии я не музыкант, но сохраняю хорошую пианистическую форму. Более всего в моём репертуаре произведений Бетховена. Но также я играю Баха, Моцарта, Шуберта, Листа, Шопена, Чайковского, Рахманинова и др. И всё это благодаря Ольге Петровне. Мы до сих пор поддерживаем с ней самые тёплые отношения. В компании своих учеников она не отказывает себе в удовольствии пригубить рюмочку коньяка.

Александр Саидович Фахми. Удивительный человек. Он преподавал у нас фортепианный ансамбль. Небольшого роста, смуглый, подвижный. В нём было что-то от Пушкина. Несмотря на социализм и наш нежный возраст, он обращался к нам не иначе как «господа». Мы с напарником принесли ему 5-ю симфонию Бетховена. Я помню его «ква-ква-ква-ква» - так у нас прозвучала «тема судьбы». Под руководством Александра Саидовича мы всё-таки научились играть вместе, и на публику произвело неизгладимое впечатление наше мощное итоговое исполнение «Русской рапсодии» Рахманинова.

Эмилия Михайловна Либготт вела у меня концертмейстерский класс. Тогда, в начале 1970-х это была маленькая, сухонькая старушка. Практически, она была «ровесницей века». Эмилия Михайловна вспоминала, как в 1918 году, в Екатеринославле, за ней ухаживал красный командир. Окончила Ленинградскую консерваторию у Леонида Николаева. Директором там тогда был композитор Глазунов. После госэксзамена он подошёл к ней, погладил по голове и сказал: «Как жаль, что я не слышал Вас раньше». Эмилия Михайловна умерла лишь недавно в возрасте 98 лет.

Аккомпанировать вокалисту – это особое искусство, которому не всех можно научить. Судя по тому, что передают по радио, я боюсь, что сейчас искусство концертмейстерского мастерства полностью утрачено. Так вот эта старушка не только хранила эти тайны, но и могла передать их избранным. Её отличала природная интеллигентность. Прежде чем сделать какое-либо замечание, она всегда медлила, как бы подбирая нужные слова, чтобы ненароком не обидеть ученика. Но иногда хвалила. Когда я саккомпанировал романс Рахманинова «О не грусти по мне», она сказала: «в жилу».

Наталья Николаева Павлова учила меня таинствам музицирования в ансамбле с другими инструментами. Этим искусством также не каждому дано овладеть. На уроке она обычно зажигала «беломорину», но тут же о ней забывала, и та тухла. Наталья Николаева опять её зажигала, и таким образом одной сигареты ей хватало на несколько уроков.

Ещё одна яркая личность - Любовь Давыдовна Гингольд. Она у нас преподавала музыкальную литературу, в частности, немецких романтиков, начиная с Бетховена. Орлиный нос, короткая стрижка, в глазах огонь - она сама немного напоминала Бетховена. Она расхаживала по классу, взгляд ея был устремлён внутрь, голова пригнута, рука прижата к подбородку. Помню звенящую тишину на ея уроках – чтобы сосредоточиться, она всегда просила закрывать окна, даже в жару.

Классным руководителем у нас была Лидия Израилевна Фихтенгольц. Прекрасная пианистка, ученица Генриха Нейгауза. Она обычно выступала в ансамбле со своим братом, скрипачом Михаилом Фихтенгольцем, но также давала и сольные концерты. Но даже когда она играла в ансамбле, все ходили слушать прежде всего именно её. Лидия Израилевна была очень компанейский человек, «своя в доску», и с ней всегда можно было поговорить «за жизнь». При всём при том она была членом партии… С другой стороны, надо же было кому-то там быть.

Среди событий того времени вспоминается гастрольная поездка класса моего педагога, Ольги Петровны Зиминой, в столицу Карелии – Петрозаводск. Играл я там удачно. Заканчивал я своё выступление эффектной прелюдией Дебюсси «Что видел Западный ветер», и ко мне подбегали восторженные слушатели. Мы много гуляли по городу. И я помню, как все мы случайно встретились на службе в православном храме.

После окончания Училища я всё-таки сошёл с музыкальной стези. Но поступил я не в МГИМО, а на философский факультет Московского государственного университета им. Ломоносова – хотелось копнуть поглубже. Я помню, один из ведущих педагогов Училища - Борис Яковлевич Землянский – укорял меня: «Неужели Вы музыку разлюбили?» Что мне было ответить? Наверное, что-то вроде: «Музыка – друг, но Истина дороже».

Алексей Лаврентьев